Форум » Пресса » Пресса 2010 года » Ответить
Пресса 2010 года
Бошик:
Ответов - 46, стр:
1 2 All
Глада: ta_ro, спасибо большое! А скачать как-нибудь можно?
ta_ro: Глада пишет: спасибо большое! Пожалуйста Попробуйте скачать, если не получится, я залью на народ.
Глада: ta_ro, спасибо огроменное!!! Все скачалось. Спасибо.
VA: Александр Домогаров "Я не люблю людей", 05/2010 журнал "Lilit" Интервью-монолог. И обсуждать в этих словах что-либо мне нечего. Не потому что не хочется, а потому что всё что сказано в интервью - мое собственное отношение. И это: "...Образно выражаясь, беру ластик и... стираю человека из памяти, из сердца, из души. Он может ходить, смеяться, плакать, но для меня его уже нет. " Человек может существовать рядом, ходить, говорить, но для меня его больше нет. И это: "... Я не прощаю. ... Просто я уже не помню той боли, скажем так. Но весь событийный ряд я очень хорошо помню и никогда его не забуду. Думаю, я не исключение из правил. Нанесенные обиды помнят все. И я ни за что не поверю людям, которые скажут о себе: я простил. Я тоже простил, наверное, ведь я не реагирую и не бегу с криком. Не скалю зубы. Но я запомнил, почему я это сделал. Я запомнил, почему я стер ластиком. Поверьте, есть более страшные вещи в жизни, чем обиды." Может оно и неправильно, но это и МОЕ. Жестко и по делу. Спасибо, Александр Юрьевич.
Татьяна: VA пишет: Александр Домогаров "Я не люблю людей", 05/2010 журнал "Lilit" Уже давно стало привычным, что та или иная публикация, раз появившись в сетях "всемирной паутины", может быть многократно повторена на других, самых разнообразных, ресурсах. И это интервью журналу "Лилит" не стало исключением... Но появившаяся "перепечатка" оказалась немного отличной от оригинала и неожиданно понравилась своим лаконизмом... Предлагаю вам и такой вариант /для разнообразия/ Александр Домогаров: «Сопротивляюсь, как умею.» (Вера Илюхина, Москва – специально для «Лилит») Я дышать боялась. Зная непредсказуемый характер актера, от него много чего можно было ожидать: и отказа в интервью, и крепкого слова, и насмешки, и ухмылки. Оказалось, он умеет улыбаться, оказалось, он чертовски обаятелен и, самое главное, умеет сопереживать. В общем, артист Домогаров показал себя неравнодушным к жизни человеком – во всех ее проявлениях. И при всей своей нескрываемой нелюбви к журналистам как-то вдруг неожиданно открылся. Двери родного театра его в упор не хотели пускать. За дверью, на улице, было не тепло, со всех сторон дуло, и последние из входящих исхитрились захлопнуть дверь намертво. Прямо перед самым носом народного артиста. Мы стояли, разделенные этой нелепой преградой: я – внутри, Домогаров мерз на крыльце. Впрочем, мерз – громко сказано. Просто ждал. Охранник подсуетился, дверь открылась. Мое напряженное ожидание достигло пика. «Вот вам и небанальное начало интервью», - пошутил, входя, актер. Чем сразу разрядил обстановку... Творчество - Я была на премьере спектакля «Дядя Ваня», и, откровенно говоря, не всё мне в нем понравилось. А сейчас спектакль как-то набрал силу? - Спектакль - это же живой организм. Он всегда рождается в муках. Нравится – не нравится, слишком субъективно. Мне кажется, нам кое-что удалось показать. - Что именно? - Сто лет прошло, а ничего не изменилось в этой жизни. Несколько дней подряд я после спектаклей ездил в Ярославль. Рядом с городом Тутаевом проходят съемки нового сериала. И когда едешь зимой, ночью, то хорошо видно, что в половине домов нет света. Хотя не такая это уж и глушь. Всего 200 километров от Москвы. И стоят там избы с заколоченными ставнями, а в них «люди, кони и медведи» живут практически вместе. Мы в одном доме снимали, я спросил у хозяина: «Отец, а чего ж ты ставни-то заколотил?» (окна, выходящие на улицу, у него были досками забиты). Он отвечает: «Да спокойней так». Как вы думаете, это нормально? 2010 год на дворе. - Вас это возмущает? - Меня это задевает. Почему мы так плохо живем? Я достаточно много езжу – и вижу, как можно жить. Наш народ, который так много перенес в этой жизни, уроков не извлек. Все нормальные цивилизованные страны что-то для себя выяснили за энное количество веков. И поставили себя на определенный уровень. А мы вот как-то... Прав, прав Антон Павлович. - Но пьеса о любви... - Я рассуждаю сейчас с позиции моего героя – доктора Астрова. Долг его обязывает ехать в эти деревни. А ему, может быть, делать это вовсе не хочется, потому как есть осознание, что ничего не меняется . - Но он же сам менять ничего не стал? Он так и остался в этом... - Изменить-то ничего нельзя. Он об этом и говорит. Вот те, кто будет жить через двести лет, возможно, и поймут, как жить по-новому, а мы... У нас только одна надежда: когда нас уже не будет, может быть, какие-нибудь новые идеи придут. Может быть… - Ваши мысли совпадают с тем, что декларирует Астров? - Отчасти, но совпадают. В 1901 году вышла любопытная статья о Чехове, мне ее дал прочитать Андрей Сергеевич Кончаловский. (Читает): «...в пьесах Чехова ... просто легкие очерки нравов и психологические наброски без ярких типов драматического движения. При всем уважении к таланту Чехова нельзя считать его пьесы настоящим драматическим произведением...» Как Вам пассаж? Как говорится, нет пророка в своем отечестве? Истина стара: пока ты жив, все будут говорить – ну, да, есть такой писатель. А пройдет лет пятнадцать после смерти, тут-то все и начинают жалеть - какой гений ушел, да? - Вас волнует эта тема? - Относительно себя – нет. - Вам неинтересно, что вы оставите после себя? - Надеюсь, что я оставлю, кое-что. - Например? - Сложно сказать, потому как театр - вид искусства достаточно эфемерный... Об этом скорее всего лучше зрители скажут. Но вот пример. Был такой спектакль «Нижинский, сумасшедший Божий клоун», который достаточно давно снят с репертуара. Вот о нем и сегодня вспоминают. Я в нем играл Нижинского. Не танцовщика, а человека, который взлетел на незримые высоты. И оттуда упал. И упал так, что разбился просто в пятно. Спектакль был о том, кто ему помог упасть. Кто ему сначала протягивал руку помощи, а потом отдергивал, когда тот пытался встать. Мы сознательно не касались темы его сексуальной ориентации. Она была вскользь очерчена, поскольку нельзя было избежать фигуры Дягилева. И еще неизвестно, кто страшнее с Нижинским обошелся – Дягилев или его жена Ромола. Но дело не в этом. Мне важно было показать артиста, который вот так жил, так реагировал на жизнь, так болел. Не хочу громких фраз, но, возможно, именно такие работы и дают ощущение, что кое-что сделал... Детство, юность - А что наиболее ярко осталось в памяти от детства? - (Долго молчит) Детство у меня было очень хорошее. Как раз именно в это время папа работал директором Росконцерта. Потом стал управляющим «Союзаттракциона».. - То есть вы росли таким номенклатурным мальчиком? - Не совсем, но частичка «мажорства» мне досталась. Конечно, меня баловали, хотя строгих устоев в доме никто не отменял. В основном, меня и старшего брата воспитывала бабушка. А мама с папой, когда появлялись, всегда были, как праздник... В первом классе мне подарили мотоцикл. Не велосипед «Школьник», который тоже днем с огнем было не сыскать, а настоящий детский мотоцикл, с двигателем внутреннего сгорания. Когда я ехал на нем по двору или по улице, за мной – на всякий случай – следовала машина охраны. - Что, серьезно? - Абсолютно серьезно. На детство мне грех жаловаться. Я всегда чувствовал свою защищенность. Отсюда, наверное, и мой инфантилизм, который долго потом пришлось изживать. Меня даже по имени дома вплоть до самого института никто не звал. «Маленький, иди сюда...» или «Маленький сказал...», - говорил папа. Взрослая жизнь ворвалась, когда я поступил в училище. Папа стал чаще болеть. И жизнь легкая как-то быстро кончилась. Папа очень быстро ушел. Мама его ненамного пережила... И вот тогда я понял, что уже ничего само-само-само не будет. - Говорят, младшие дети более талантливы, успешны, потому что им больше родительской любви перепадает... - Мы все, конечно, родом из детства. Но не думаю, что успех напрямую связан с тем, как тебя любили. Пример семьи моих друзей это подтверждает – имен, разумеется, называть не буду. Казалось бы, всё у парня было, и любовь, и иже-иже-иже... В успешной, на первой взгляд, семье вырос урод, каких свет не видывал, который и родительскую библиотеку продал, да и со своей жизнью постарался рассчитаться. Тут так: либо человек начинает жить, как человек, и пытается сам чего-то достичь. Хотя бы пытается! Либо можно пользоваться благами от родителей – но при этом нужно помнить, что они не твои. - Не отказались бы вы воспользоваться трудами своего отца? - Я не успел. А так, конечно, не отказался бы. Не вижу ничего плохого в том, если мой сын захочет воспользоваться тем, что я заработал. - Вас устраивает ваше материальное положение? - Вполне. Я не олигарх, но на старости лет маленький свечной заводик не помешал бы. Профессия не вечная. Когда пойму, что уже не в состоянии руку-ногу поднять... (Смеется) - Хотели бы быть олигархом? - Нет, зачем? Кесарю кесарево... - Вы живете сегодняшним днем? - Неблагодарное это дело – строить планы. Можно, конечно, иметь перспективу. Есть люди, которые точно знают, чего хотят. Я живу скорее спонтанно. - Вообще мужчинам свойственно, как правило, выстраивать стратегию... - Потому они и олигархи. (Смеется) - Возвращаясь к теме института: вы осознанно шли в театральное училище? - Да нет, что вы! Я просто не знал, чего хочу. Я до сих пор не очень понимаю, как можно сознательно относиться к выбору профессии в 16 лет. Это нынешнее поколение нормально мозгами двигает, а мы были инфантильными. - Сами поступали или по блату? - Поступал сам, но на случай неудачи страховочные варианты были, скрывать не буду. - Увлечение музыкой пришло по наводке родителей? - Нет. Я просто хотел играть на фортепиано. Но при этом всегда знал, что никогда не стану профессиональным музыкантом. - Сегодня за инструмент садитесь? - Бывает, но редко. Жизнь за высоким забором - Вы человек самоуверенный? - Нет, я же Рак по гороскопу. Разве Раки могут быть самоуверенными? Два шага назад, три вперед. - Вообще все Раки любят дом... - Дом я тоже люблю. Но чаще всего дом – это не только место, где тебе комфортно существовать, но и крепость, за стенами которой можно спрятаться от незваных гостей и нежелательных посетителей. Издержки актерской профессии. - От кого прячетесь? - Ото всех. - Мне кажется, что желание отгородиться появляется у людей одиноких. - Это не совсем так. Просто общение ограничено, так называемым, ближним кругом. А образ жизни, который сегодня навязывается профессии актера (хождение по тусовкам и мероприятиям, имеющим сомнительное отношение к тому, что я делаю, чтобы быть на первых полосах таблоидов) – это не мое. - Откуда неприятие пошло? - Я не люблю подобные скопления людей. (Смеется) - Вас что, обижали много? - Меня обижали? Да. И пытаются обидеть, только уже не очень достигают цели, поскольку стоят такие фильтры, сквозь которые очень тяжело пробить меня. Уже философски смотрю на это. Андрей Сергеевич Кончаловский однажды заметил: «Саша, я давно перестал обижаться на людей...» Зачем тратить на них время? Я просто «беру» беру ластик и... «стираю» человека из памяти, из сердца, из души. Он может ходить, смеяться, плакать, но для меня его уже нет. Думаю, неплохая жизненная позиция. - Чтобы выработался подобный иммунитет, это ж сколько раз надо обжечься? - Нет такого эквивалента… Кому-то достаточно одного раза, но ведь всегда хочется думать о людях лучше... «бит» был неоднократно… - Вы легко прощаете? - Я не прощаю. (Усмехается) Не прощаю... Просто я уже не помню той боли, скажем так. Но весь событийный ряд я очень хорошо помню и никогда его не забуду. Думаю, я не исключение из правил. Нанесенные обиды помнят все. И я ни за что не поверю людям, которые скажут о себе: я простил. Я тоже простил, наверное, ведь я не реагирую и не бегу с криком. Не скалю зубы. Но я запомнил, почему я это сделал. Я запомнил, почему я стер ластиком. Поверьте, есть более страшные вещи в жизни, чем обиды. - А почему били, как думаете? - Слишком доверчив был. В принципе, и сейчас остался. Характер-то полностью не изменишь. За открытость били. Запомнил: не надо открываться. - Саша, отчего вы так не любите прессу? - Не люблю прессу… Я бы сказал, что просто не уважаю отдельных ее представителей и издания. И поводы, поверьте мне, они сами дают. Приведу только один пример. В Ярославле проходили съемки сериала «МУР». Очень сложный график. Приходилось выезжать на место сразу после спектакля, чтобы успеть на утренние съемки. Однажды приезжаю я часа в три ночи, а в восемь утра уже «камера, мотор!» Гляжу, возле моего вагончика уже двое из газеты караулят. И сразу при виде меня – щелк-щелк камерой. Я говорю: а ну прочь отсюда! Возвращаюсь в Москву, а в Интернете новость: «Домогаров приехал на съемки с кругами под глазами на пол-лица». Это они, как выяснилось, так на меня «обиделись» за то, что я их прогнал, не дав на себе сделать «их кусок хлеба». Это никаким объяснениям и комментариям не поддается… В такие моменты перестаешь себя контролировать. Мне кажется, должна быть журналистская этика, подошли бы, спросили разрешения по-человечески... Есть нормальные журналисты, которые никогда не переступят допустимых границ приличия. А есть другие. Которые запросто могут позвонить и поинтересоваться: «Мы слышали, у вас сын сегодня погиб, что вы чувствуете?» Отсюда, мой дом – моя крепость со всеми вытекающими атрибутами: забор, охрана, собаки… - Вы какой-то злой... - Наоборот, я очень добрый. Поэтому и сопротивляюсь, как умею. Боль - Вам приходилось всё сметать на своем пути? - Приходилось. Но при этом я никогда не ходил ни по трупам, ни по головам – ни на работе, ни в обычной жизни. - А что при этом ощущали? - В театре я использую те же обиды, радости, то же горе, которыми живу в обычной жизни. А с другой стороны я и свою жизнь наполняю тем, что играю на сцене. Я знаю, из каких уголков души выскребать эмоции. И если мне придется играть боль потери – я сделаю это. Я слишком хорошо знаю, что такое смерть близкого человека. Знаю! (с нажимом) - Я не собиралась об этом спрашивать... - Нет, я совершенно спокойно могу говорить на любые темы. Я очень не люблю обсуждать личную жизнь, потому что не могу во время остановиться, а жалею о последствиях. - Ну, и?.. - Про личную жизнь не буду отвечать. Так и пишите. Она есть и точка. - А за что вы не любите женщин? - Кто вам сказал, что я их не люблю? - А что, любите? - Я очень люблю свою маму. У меня много друзей-женщин. - А трудно стать вашим другом? - Трудно. - А что для этого нужно? Какими качествами должен обладать человек? - Отвечу так: какими качествами должен обладать я, чтобы стать другом? - И какими же? - Если я сам себе скажу – он мой друг, значит, я буду в полной готовности встречать его каждый день. - А что, есть такие избранные? - Доверенных людей очень мало, это правда, но они есть. - Ваш светлый миг?.. - 24-25 лет! Самые лучшие годы. Такой в голове ветер гулял! Помню, мы с женой, Ириной, покупали курицу, варили суп, и это был праздник, потому что ни копейки денег не было. Но как всё было солнечно! - Саша, а вы какой отец, как думаете? - Это вы у сына спрашивайте. Я могу чувствовать всё, что угодно. Но что чувствует он, я не знаю. Мне кажется, я нормальный отец. Чему-то стараюсь научить его, что-то передать. На его двадцатилетие в прошлом году подарил ему коня. От первоначальной идеи подарить машину отказался. Конь, мне кажется, вернее. Наверное, любовь к лошадям мне передалась от моего отца. Подруга сына, тоже коня себе купила: как, у Сашки есть, а у нее нет? Теперь они вдвоем уезжают в лес часа на три. В моей юности такого счастья не было. - Вы не боитесь, что сын по достоинству не оценит ваших подарков? - Но ведь мы дарим подарки своим близким не для того, чтобы их оценили или нет, а для того, чтобы доставить им радость!!! Я надеюсь, что сыну хватит мозгов, чтобы не заболеть болезнью вседозволенности. - Саша, а что вы любите в жизни больше всего? - Да вот мы как-то всё понемногу обрисовали. Мы же так устроены, что начинаем жалеть, когда что-то теряем. Когда из нашей жизни что-то выпадает, только тогда понимаем: оказывается, без этой спицы я не могу ехать. Я за то, чтобы спицы не выпадали. Ну, не могу я вот так сказать, что люблю. Да всё люблю. Жизнь люблю!
triona: А я вот такое интервью нашла с Александром. Судя по дате - совсем недавнее. И спасибо ему за интервью. Здесь ссылка АЛЕКСАНДР ДОМОГАРОВ: «ОЧЕНЬ НЕ ЛЮБЛЮ ПОСТЕЛЬНЫХ СЦЕН» 12.09.2010 Александр Домогаров очень редко дает интервью. Не любит российский секс-символ беспардонного вмешательства в личную жизнь. Не забыл, как после трагедии, которая случилась два года назад (сына от первого брака, 23-летнего Дмитрия насмерть сбила машина), газеты писали, что актер не пошел на похороны, а поехал на гастроли и во время траура отмечал свой день рождения... Домогаров тогда сказал бывшей жене: «Какое счастье, что мои папа с мамой умерли раньше, чем ко мне пришла известность. Страшные слова, но если бы родители скончались сейчас, нам бы не дали попрощаться нормально». В свою очередь журналисты настороженно относятся к российскому суперстару и считают его человеком отрицательного обаяния: волочится за каждой юбкой, заносчив, неравнодушен к спиртному и как-то по пьяной лавочке разбился на автомобиле. Согласившись на интервью, Александр Юрьевич сразу же предупредил: «Буду резок». — Александр Юрьевич, у каждого человека независимо от профессии наступает момент, когда ему неинтересно то, чем он занимается, когда работа превращается в рутину. Вы теряли интерес к профессии? — Было такое. Ты вроде что-то делаешь, но оно не имеет резонанса. А все мы хотим, чтобы был какой-то отзвук от нашей работы. На этом можно строить профессию, жизнь, карьеру... Но интерес к профессии убивает не только рутина. — Несмотря на происки прессы, у вас много поклонников. Напрягает? — Устаешь, как все нормальные люди. Не от театра, публики, а от физических и прочих нагрузок. Иногда бывает тяжело. Но, как говорят состоявшиеся звезды, на сцене ты обо всем забываешь. Начинается действо, и ты уже полностью им поглощен. Такова сущность артиста. — Меня поразила фраза Джека Николсона: «Я не смогу сыграть лучше, чем в фильме «Полет над гнездом кукушки», и в профессии остаюсь только ради коммерческого интереса». А был у вас момент, когда казалось: уже сделал все, что мог? — Был и есть. — После какой картины? — «Огнем и мечом», наверное. Я тогда сказал, что выше уже не прыгну. Не потому, что не смогу прибавить в актерском плане, просто такого материала больше никогда не будет. И так безоглядно, даже безответственно садиться на коня я уже не смогу. Сейчас подумаю: «Ой, лошадка. А мне 45 лет...». Тогда же гарцевал совершенно без опасений и осторожностей. Что-то повторится, что-то появится другое. И у Николсона после «Полета» были роли гораздо круче — например, в картине «Сияние». Я считаю, еще можно поспорить, какой его фильм лучше. — С чем вы готовы мириться и чего не прощаете, помимо вторжения в частную жизнь? — Со справедливой критикой готов мириться. Если это обсуждение моей жизни, но честное — стерплю. Но поверьте мне, лишь мизерное количество людей имеют право судить... Даже не судить, а рассуждать по теме. Все остальные ничего не знают, кроме слухов. Что же касается профессии — пожалуйста! Я публичный человек, работаю ради вас, зрителей. Приходите в театр и судите меня. Домогаров шепелявит? Да, иной раз случается. Иногда могу быть уставшим или после празднования дня рождения прийти на спектакль в не очень хорошем настроении. Такое тоже происходило в моей жизни по молодости. Сейчас — нет, но было. Я человек, как и любой из нас... — У вас есть друзья-актеры или это лишь приятели? — У меня были друзья-актеры, но умерли... А вообще, я боюсь слова «дружба». Потому что она, как сказали великие, понятие круглосуточное. Если ты на себя возьмешь эту ответственность, должен быть готов в любое время суток. Я же понимаю, что в моей жизни могут произойти такие события, когда я скажу: «Извини, Петя, но я не приеду». Если хотя бы гипотетически такая возможность существует, ты не можешь считаться другом — только хорошим честным приятелем. Так, чтобы все бросить — жену, ребенка, дом и сорваться?.. Черт его знает... Человек пять-шесть я выделяю как друзей, но это очень ограниченный круг. — Сейчас очень модно показывать по «ящику», как звезды танцуют, поют, катаются на коньках, дерутся на ринге. Наверняка, вас приглашали в подобного рода телепроекты... — Приглашали. Знаете правило скрипача? Он умеет делать одно — играть на скрипке, поэтому очень бережет свои пальцы и не лезет в клетку со львами. Этот Паганини знает, что у него сегодня концерт, и занимается музыкой. Мы же, артисты, как медведи, которых можно всему научить. Хороший промоушн? Да! Какая-то бешеная популярность? Да! Я понимаю, что завтра тебя будут узнавать на улице, тебе будут подавать руку. Но мне совершенно не надо повернуться к зрителям еще и таким боком. Я лучше придумаю какой-нибудь спектакль в театре или сценарий. Зачем пытаться танцевать, если не умеешь? Есть моя любимая Бережная, которая с детства занимается фигурным катанием, а я никогда туда не полезу: знаю, какого труда и какого ужаса все это стоит. — Вы, как актер, на сцене или съемочной площадке научились себя беречь? — А смысл? Если ты не можешь позволить себе каких-то вещей, которые получаются, уходи. Не отдаешься — не занимайся профессией! Я способен от чего-то отказаться — уже много раз такое было. Но только потому, что понимаю: этого уже не смогу. Есть люди, которые сделают все очень хорошо, зачем же эпизод портить! Но, в принципе, надо стараться самому. Пока можешь — танцуй! — У вас есть в профессии табу? — Очень не люблю постельных сцен. Несмотря на то, что секс-символ. Считаю, что мы не умеем делать это таким образом, чтобы кто-то смотрел и хотел так же. У нас получается либо русское порно, либо итальянское. В России хороший кинематограф, замечательная режиссура, прекрасные операторы, но некоторые вещи нам делать не дано. — К сериалам у актеров отношение неоднозначное. Некоторые ваши коллеги наотрез отказываются. — Сериал сериалу рознь. В сиквеле на 287 или 485 серий я бы не работал. Как говорит Горбунов: «Беги!». (Смеется.) А есть формат, когда, грубо говоря, полный метр растягивается на несколько серий. Та же работа, те же сцены, только там все более скомпоновано, структурировано и рассчитано на большую аудиторию. Ну что плохого в том, что зрители четыре сезона не могут оторваться от экрана? А уж как это удается американцам... Я считаю, что мы занимались нормальным кино, когда снимали «Марш Турецкого» и «Бандитский Петербург». К сожалению, нам давали на репетицию 20 минут. К сожалению, снимали на видео. Но это такая школа, такой опыт, о котором новым артистам только мечтать. Нынешние актеры снялись в двух сериях — и уже гении. Ну и ладно, а мы назовем себя способными... А есть же народные артисты, которых обожает зритель. — А у вас бывало такое, что вроде бы хороший сценарий, хороший режиссер, а результат получался не ахти? — Успех не прогнозируем, его нельзя заранее просчитать. Для артиста показатель — театр, поэтому многие мои коллеги ушли из него на вольные хлеба. В театре зрители голосуют ногами: человек купил билет, пришел. Ему не нравится — он поднимается и уходит. В кинозале мы этого не ощущаем. Я отработал на съемочной площадке и забыл. Через два года фильм вышел на экраны. — Есть работы, за которые вам стыдно? — Есть, но я не буду их называть. Не надо было соглашаться, не стоило «вестись» на заманчивые предложения. Артисты должны очень точно просчитывать не вариант успеха и неуспеха, а нужно тебе это или нет. Что ты можешь из этого вынести? К сожалению, обстоятельства, опять-таки, бывают разные. Я не буду показывать пальцами на Голливуд. Если ты там получаешь приглашение, тебе дают год на подготовку. Год! У тебя есть возможность подтянуть себя физически, освоить игру на виолончели, отработать прыжки с парашютом. У нас так не получается. Мы хватаемся и за это, и за то, лезем кататься на коньках, не умеючи, идем драться на ринг, хотя непонятно, зачем оно тебе. — Некоторых актеров замечают благодаря популярным телепроектам... — Однодневок — да. Очень легко взлететь, трудно удержаться. Я сейчас не пою оды своему поколению. Но, как ни странно, мои ровесники-сорокалетки очень крепко стоят на ногах: Миронов, Безруков... А молодые есть, но они трын-трын. — Почему так? — Черт его знает! Сказывается все вместе: школа, воспитание, отношение. У меня такое впечатление, что нас воспитывали и учили по-другому. Сейчас молодой-зеленый сыграл две роли в театре или снялся в двух сериалах — и думает, что он герой. Но проходит пять спектаклей — он лепит такое, что стыдно смотреть... — Были у вас периоды, когда кружилась голова от славы, поклонников, признания? — В 25 лет. Но меня вовремя щелкнули по носу и сказали: «Место!». — Кто щелкнул? — Есть люди (улыбается)... После этого воспитательного момента я сразу же стал старше. Слава и поклонники — это приятно, конечно... Само собой! Но смысл жизни не в этом. Кроме того, из-за славы я не могу пойти на пляж, раздеться и искупаться, потому что там люди с фотоаппаратами, а я не хочу быть макакой. Знаете, когда идут по пляжу с обезьянкой и с ней все фотографируются. Поэтому на вопрос: «Можно с вами сфотографироваться?» — я отвечаю: «Нет». Не могу пойти на рынок, в магазин... Есть люди, которые поздороваются, скажут: «Как приятно вас видеть». Это другая ситуация. А когда тебя начинают дергать за рукав: «Погоди, иди сюда. Ты че такой гордый? Ах, нельзя! А почему?». Что им скажешь? — А что вы говорите? — Я человек взрывной, могу ответить... — На съемочной площадке Александр Домогаров требовательный? — Да, меня боятся: не дай Бог что-то не так! — Как это может проявиться: выразительно посмотрите, скажете прямо в лицо или последуют более жесткие меры? — Могу развернуться и уйти. — Случалось, что, начав сниматься, вы вдруг все бросали? — Есть одна картина, из которой я ушел. — По своей инициативе? — В принципе, да. Уже 99 процентов роли было сделано, но я не мог дальше мириться с хамством, с ложью. Поэтому вместо меня снимали дублера со спины и фильм сделали. — Для вас награды имеют какое-то значение? — У меня их нет. — Есть-есть... — Так, пара-тройка. Награды, как признание — да! А если все куплено и ты это понимаешь, тогда — нет! Один раз, правда, было очень обидно, когда меня обошли. Вот за ту работу надо было давать. Все говорили, что я заслужил. Ан нет! На самом деле, нельзя к этим игрушкам серьезно относиться. Ну не «Оскар» же получаем... — Какое место занимает в шкале ваших ценностей личное счастье? — Что такое личное счастье? — Отношение с близкими, с женщинами... — У каждого человека есть тыл, есть спина. Если сзади провал, то... — С годами изменилось ваше отношение к женщинам? — Конечно, изменилось. В 25 лет — одно, в 45 — совершенно другое. А вообще, я не люблю отвечать на такие вопросы. — На что предпочитаете тратить деньги? Есть какие-то пунктики? — На машины, на живопись, на антиквариат — в общем, на красивые вещи. — Вы лихой водитель? — Нормальный. У меня машины такие, что тихо ездить нельзя. Но я стараюсь не нарушать дорожные правила, потому что это опасно. Ладно со мной что-то случится, а если не дай Бог пострадает кто-то другой? Я не переживу! Поэтому лучше не рисковать... — Помимо работы, что еще приносит радость, удовольствие в жизни? — Дом. Мой дом — моя крепость. И туда запрещен вход посторонним. Категорически! Светлана ТВЕРДОХЛЕБ, «БГ»
Катерина : Это старое интервью из газеты "Бульвар Гордона". Ему уже больше года
Татьяна: Катерина пишет: ...интервью из газеты "Бульвар Гордона" Да, точно!.. То-то кажется таким знакомым-знакомым... Правда, года ему еще пока не сровнялось
triona: Знакомо то знакомо. Но дата то сентябрьская и этого года. Да и не полностью оно совпадает с прошлогодним. Какие-то моменты уточнены, а какие-то упущены. Значит, пока актуально :) До нового интервью!
Татьяна: triona пишет: Значит, пока актуально :) До нового интервью!
Татьяна: Alina пишет: В журнале "Имена" за ноябрь 2010 года вышло такое интервью с АД. Александр Домогаров «Мои женщины меня многому научили» По словам многочисленных прекрасных дам, с которыми был близок этот Казанова, он подчас относился к ним резко, даже жестоко. Но уроки жизни не прошли даром. Домогаров меняется. Природа наградила его яркой внешностью, брутальным характером и недюжинным талантом. А при таком ядерном коктейле устоять против искушений ой как трудно! Многие артисты – ловеласы (взять, например, Алена Делона) убеждены: за талант им можно простить все. Так и живут – потакая страстям, нередко «заигрываясь». Пока в их жизни не происходит нечто такое, что заставляет переоценить прошлое… Александр, вам по душе афоризм: «Вся наша жизнь – игра»? Смотря как это понимать. С точки зрения продления детства актеру такая жизнь-игра необходима как воздух, ведь, когда он становится слишком серьезен, то умирает как артист. Актеры – это ж фигляры, клоуны! Если посмотреть отстраненно, то мы занимаемся на сцене бог знает чем. Поэтому сущность профессии такова, что в нее нужно верить безоглядно. Нет опасности заиграться? Есть. И тут спасает система масок. Одну снял, другую надел. Хотя, с каждой снятой маской на тебе остается некоторое количество клея, а иногда и вовсе рубцы на сердце. А вот в жизни ты не играешь. И как не страшно себе в этом признаваться, чем больше она тебя бьет, чем больше душевных испытаний выпадает, тем разнообразней твоя актерская палитра. Поверьте, на мою долю пришлось немало драм. И я не понаслышке знаю, что такое боль. Родителей потерял. Личные трагедии пережил. С непоправимым столкнулся. (Два года назад Александр потерял старшего сына Дмитрия: на парня в Москве налетела машина. – Прим. Ред.) И свой жизненный багаж, свои страдания, переживания, чувства – все это актер приносит на сцену. (Погружается в раздумья). Александр, вот этот ваш фирменный взгляд в никуда, с прикрытыми веками… Куда вы смотрите в такие моменты? Туда. (Показывает на свой затылок). А до какого ряда в театре можете охватить публику взглядом? Знаете, люди приходят в театр не всегда за искусством. Иногда – чтобы посмотреть: «Мол, ну-ка, ну-ка! Где там тот Домогаров, который своих жен бьет?» Я это остро чувствую. И когда в конце спектакля вижу, как на их глаза наворачиваются слезы, думаю: «Поплачьте, поплачьте! Это полезно!» Как вы относитесь к женщинам – с долей иронии, нетерпимости, восхищения? И с вами тяжело, и без вас плохо. С кем-то из моих женщин у меня сложилось плохо. А с кем-то не сложилось хорошо. Бывало и такое, что просто взяли и разошлись. Сели на кухне, посмотрели друг другу в глаза. И спросили: «Ну что будем делать? Может не стоит мучить друг друга?» Что про вас только не говорят. Дескать… (Перебивает). Знаю, знаю… Человек постоянно что-то преодолевает. Самые страшные испытания для него - это испытания властью, деньгами и силой. И силу дает именно зло, а не добро. Добро дает вдохновение. Но иногда так хочется выпустить джина из бутылки! Говоришь себе: «Нет, я – выше, я – сильнее, я – мудрее». И все равно выпускаешь его, находя в этом какое-то страшное удовлетворение. Но… так тяжело этого джинна потом загнать обратно! Надо быть очень сильным человеком, чтобы пообещать себе: «Я этого больше не допущу. Попробовал, узнал и хватит». Может, джинн просыпается от того, что женщины тоже бывают злы? И не совпадают с вашим идеалом? В женщинах нет зла. Но вот коварства в них хоть отбавляй. Пока не получается свой идеал «впихнуть» в человеческий облик. При знакомстве с женщиной, на что обращаете внимание в первую очередь? Сначала, конечно же, воспринимаешь женщину визуально. Смотришь на лицо, на ноги. Мне интересна плоть. Привлекательность. Прежде всего, человеческая. Природная сущность женщины – продлевать род. Ваша натура - созидающая и плодоносящая…. Но бывает так, что и глаза прекрасные, и сложена хорошо, а поговорить не о чем. Поэтому меня больше интересует не вечер, а утро, когда мы начинаем разговаривать. И уже тогда я делаю выводы, которые часто оказываются не в пользу собеседницы. Поэтому все-таки лучше начинать знакомство днем предыдущего числа. (Улыбается.) Когда «все симпатишно и миленько» - это хорошо, но на миленьком далеко не уедешь… Александр, а если обратиться к литературе, какие примеры идеального женского образа можете привести? Есть прекрасная фраза у Анны Ахматовой. Она о том, что все мужчины восхищаются Пенелопами, а женятся на их полных противоположностях. Мне нравится Золушка с ее ожиданием принца. Конечно же, прельщает возможность подвига во имя женщины… И чтобы женщина это ценила. Знала, что такое мужское слово. В женщине должно быть заложено главное – понимание семьи. И красота во всех смыслах. С чем у вас ассоциируется дом, очаг? Например, в Новый год – семейный праздник – непременно должно пахнуть пирожками. Но при этом вовсе не обязательно, чтобы каждый день меня ждали борщи, все парилось и жарилось. Духовное важнее. Дом – это, знаете, такое сложное понятие… (Смеется). Основу понимания семьи, наверное, родители заложили? Да, и прежде всего мой отец. Это такая глыба, махина! Он и мне, и брату, и маме – всей семье дал тыл. Его слово – справедливое, честное, весомое – было непререкаемым. Все были за отцом как за каменной стеной. Если я входил в квартиру, и дверь в его комнату была закрыта, я понимал, что соваться туда не надо. Когда папа приходил домой и говорил: «Будем есть в семь», значит строго в это время все уже сидели за столом. «А если мама (она тоже работала) не успеет?» - спрашивал я папу. «Мы будем есть в семь. Мама придет», - коротко отвечал он. Отец был человек крутого нрава, но руку ни на кого из нас не поднимал. Убивал словом. Причем тихим. А самым страшным наказанием для нас было его равнодушие. Родителей давно нет. И каждый год девятого мая я иду на кладбище. В этом году с ужасом подсчитал, что отца нет в живых уже двадцать лет, а мамы - тринадцать. Последнее, что папа сделал перед уходом, - затащил меня в театр на «Синюю птицу», и этот спектакль навсегда связан с ним. Кого мама в детстве больше баловала – вас или брата? Я был младшим, поэтому и баловали больше меня. У нас с братом разница в возрасте десять лет. Он, кстати, тоже родился в июле. Как мать с отцом умудрились рождение сыновей так продублировать, даже не представляю. (Улыбается.) Мыслями в детство возвращаетесь? Конечно. Я рос избалованным, отчасти даже наглым мальчиком. Вседозволенность была полная! Папа занимал высокий пост. Занимался «Москонцертом» и «Госконцертом». Благодаря отцу в нашей стране люди впервые поиграли в кегельбане, покатались на канатной дороге, на карусели… Папа не называл меня по имени. Говорил «этот маленький». Помню, рассказывал всем: «Представляете, еду я на переговоры, за мной этот маленький на мотоцикле, а за ним – машина охраны». Мне было в то время семь лет. Тогда я мало о чем задумывался. И только уже учась в училище, впервые осознал, насколько счастливым было мое детство. Когда не стало ни отца, ни матери, сели мы с братом, и говорю ему: «Круглые сироты теперь мы с тобой, Андрюха». Помогаете друг другу? У каждого из нас своя судьба, свои проблемы, интересы. Но он – то плечо, на которое можно опереться. При этом не обязательно каждый день созваниваться. Главное просто знать, что он есть. Я за брата горой. И уверен, что он мне всегда ответит тем же. Александр, в одной телепрограмме вы как-то признались, что любите «слушать ручей» Это в буквальном смысле? «Ручей» - это ощущение дома. У него есть голос, он сам разговаривает. Дает понять, что он живой. Иногда у него «лопаются трубы», «перегорают какие-то фазы». Мол: «Не скучаем, парень!» За город я уехал из Москвы два с половиной года назад. В 45 лет в мозгу перещелкнуло: «Надо ехать!» Все тут делал практически с нуля. Есть, конечно, ребята, которые помогают, но все равно хозяин в своем доме – я. Помню то первое ощущение. Конец декабря, внутри ничего – только кухня. Грел камин, стояло два деревянных шезлонга, лежали полушки. Со мной были только два щенка. И в тот момент я понял: «Ну вот, Новый год, и я наконец-то дома». Всех покормил, спать уложил. И в этом нашел какое-то успокоение. Дом – это убежище. Где твои люди, собаки, близкий человек. Закрыл двери – и ты защищен. Теперь могу наблюдать, как распускаются деревья. Ночью слышу пение соловьев. Если не спится, выйду на балкончик с сигаретой, постою. Недавно ехал на съемочную площадку и говорю: не успеем глазом моргнуть, и будет зима. В Москве даже времен года толком не замечаешь. А за городом смотрю, как выпадает первый снег, и как он потом тает, как идет дождь. Мне по душе, когда в доме есть хорошая библиотека. Хотя можно было бы возразить: компьютерный век на дворе, зачес пыль собирать? А я люблю взять книжку в руки. Не люблю диван и халат. Халат может быть только в том случае, если тебе лень одеваться, но моя лень до такой стадии еще не дошла. (Улыбается). Что еще? Обожаю романсы. И шансон, хотя этот жанр «затоптали». Чтобы я запел, нужно хорошее настроение, а чтобы заиграл, - настрой души. Чаще такое случается, когда никого нет. Слышала, вы – коллекционер? Есть какие-то предметы вашей гордости? Да, и это опасные предметы. Оружие. Шпаги, рапиры. Хороший нож берешь, он ложится удобно в руку. У меня в коллекции есть парочка весьма интересных клинков. Видно, что это ручная работа. Подкинешь платок, проведешь лезвием – и ткань надвое. Это надо же было придумать такой совершенный предмет! Хотя, увы, он для смертоубийства. В какую эпоху переместились бы, будь у вас такая возможность? Мне, скорее, подошло бы позднее Средневековье – тысяча шестьсот какой-нибудь год. У нас время такое быстрое… а впрочем, мне и в нем комфортно. В любом времени есть своя прелесть. Только разве что в войну было плохо. Отец воевал в Великую Отечественную, но о фронте почти никогда не вспоминал. Говорил, там было все нормально: и лошадей они крали, и водку пили, и «под ружьем» ходили. Никогда не упоминал о войне в том ключе, что это грязь, смерть. Хорохорился. И лишь, когда подошел ближе к своему рубежу, вдруг признался: «Да, было очень трудно». Говорят, мужчины более ранимы, чем женщины. То один «опасный возраст» у вас, то другой, то «кризис среднего возраста». Вас подобные мысли посещают? Один Бог знает, сколько нам отпущено. Конечно 47 –это не 23 и даже не 33. К пятидесяти понимаешь, что вошел в зону риска, когда перелеты, недосыпы уже начинают сказываться на здоровье. Чувствуешь, что надо восстанавливаться. Хотя это все равно приятная усталость, когда востребован, удовлетворен тем, что сделал. Сейчас у меня сразу несколько проектов – сериалы «МУР», «Пилот воздушных авиалиний», недавно ездил в Петербург на съемки фильма «Два рыцаря» Светланы Дружининой. Так что не жалуюсь на отсутствие разнообразия. В «Пилоте», например, мы по сюжету сажаем пассажирский самолет на трассу. Сам я самолет еще не вожу, но половину кнопочек в кабине уже знаю. Так интересно! Вообще, на чем я только не ездил, не скакал и не летал! Скакал на чистейших ахалтекинцах (верховая порода лошадей. – Прим. ред.). А вот в Польше сажусь на казацкую лошадь – такую крепенькую, с совершенно другим ходом. Все это безумно увлекательно. И конечно, возвращаясь к началу нашего разговора, продлевает детство. Кого считаете своими учителями? Отца, конечно. Иногда жизнь сводит с мудрыми людьми, и даже если это твои одногодки, они тоже учителя. Да что говорить! Даже мой сын Саша тоже иногда такое залепит… Он живет со мной. Сын уже не маленький, оказывается и у него своя точка зрения, своя философия… Иногда я могу каких-то вещей не понимать: живу со своим уставом, смотрю на все со своей колокольни, и сын меня учит. И мои женщины, с которыми я был близок, тоже меня многому научили. Это все моя копилка. Но, строго говоря, лишь на смертном одре можно будет сказать, кто действительно был твоими учителями. (продолжение следует)
Татьяна: Ну, а я продолжу, пожалуй... А если говорить об именах великих – кто стал для вас некой «точкой отсчета»? У меня дома висят фотографии трех актеров – Аль Пачино, Роберта Де Ниро и Дастина Хоффмана. Вот взять Аль Пачино – он настолько «энергетичен», что заряжает даже с экрана! Это на сцене можно «переплюнуть» через первые ряды и достать до сорокового. А экран – другая субстанция... Или Де Ниро – тот совсем другой. Вроде бы ходит, ничего не делает. Но при этом он все переплетает, связывает, опутывает тебя сетями. Такой хамелеон, который все время видоизменяется. И третий – Хоффман. Он сам придумывает в своей роли все, малейшей детали придает вселенское значение. Помните сюжет фильма «Мотылек»? В финале картины к нему приходит герой с перебитыми руками и ногами, и Хоффман, с треснутыми очками с большими диоптриями, которые связаны ниточками, смотрит в кадр так, что мурашки по телу. Просто невероятно! Причем, это не режиссерские находки, а актерские. И я всегда держу это в голове. А от тех мэтров, с кем довелось поработать вам, какие впечатления остались? Самые замечательные. С удовольствием общался с Ежи Гофманом («Огнем и мечом»). У нас сложились хорошие творческие отношения. С Анджеем Вайдой («Одна июньская ночь») общаемся очень тепло. И когда меня спрашивают, как я себя ощущаю в Польше, всегда говорю: как дома. Судьба подарила мне встречу с Андреем Кончаловским (фильм «Глянец», спектакль «Дядя Ваня»). Можно сказать, у нас с ним «полусемейные отношения». Андрей Сергеевич – это человек-мир. И мне очень нравится, насколько четкая у него позиция по отношению к брату, Никите Михалкову. «Пусть Никита в чем-то неправ, но он мой брат и я его люблю». Еще он проповедует одну важную истину: людей нельзя обижать. Зачем тратить силы и нервы на выяснение отношений? Взял ластик и стер их из памяти. Есть вещи непростительные? Да. Предательство. Может, если бы я попал в плен и мне начали загонять иголки под ногти, я бы не выдержал. Но в общечеловеческом смысле... Физическую боль тяжело переносите? К счастью, почти никто не знает, что это на самом деле такое. Иногда что-то поднывает, и ты уже не знаешь, куда деться. А отпустит – и забыл. Об испытании болью могу рассуждать лишь гипотетически. Но ведь ныть может и душа? Да, она ноет. Судьба тебе какие-то звоночки иногда дает. Раз, два, три. А правда, что время лечит? Правда, но ведь время, которое превращает события в сизый дым, еще надо как-то пережить. Главное, чтобы сбоя не произошло. Шаг в сторону – и ты во мраке. Спасает сцена. Вышел – и сразу становится чисто и ясно. И сила воли помогает. Вообще, чувствую, что меняюсь. С годами стал намного жестче, непримиримее к слабостям. У меня есть свод законов и кодекс чести. Я никому ничего не навязываю, всегда готов что-то обсудить, но если человек находится совсем уж на другой планете, то общаться с ним не смогу. И даже работать вместе. А с кем бы вы согласились застрять в лифте? С любым человеком. При условии, что он не будет просить мой автограф и каждые пять минут со мной фотографироваться. Такого выдержу – уж, по крайней мере, не убью. (Смеется.) А если там будет что пожрать и выпить, смогу и двое суток просидеть. У каждого мужчины, как правило, есть свой джентльменский набор. Вам важно, какие у вас, скажем, часы на руке? Я люблю дорогие часы. Нравится хорошая обувь. Люблю машины и все, что связано с техникой. У меня BMW. Мечтал о джипе – и вот появился еще и Hummer. Вроде просто железо, но я к вещам очень привязываюсь. То есть на эти «игрушки» не жаль денег? Ни на что не жаль. Складывать «в кадушку» глупо, хотя ребенку что-то оставить надо. Но начинать бизнес не собираюсь. Деньги не считал, и считать не хочу. Чего боитесь в жизни? Да ничего. Все самое страшное, что могло произойти, уже произошло. Не хочется болеть, кому-то стать обузой. Уж лучше так – быстро и легко. Господи, меня прости. На темы жизни и смерти можно шутить? Ну а почему нет? Есть, например, такая байка. Когда ты приходишь в театр студентом, сидишь на галерке. Окончил учебу – пересел чуть ближе. Получил звание – еще ближе. И наконец ты – Народный, сидишь в первом ряду. Оборачиваешься, а тот, кто сзади, шепчет тебе зло: «Ну, чего ты вертишься? Гроб впереди!» Как думаете, вас трудно любить? Очень трудно. (Тихо напевает.) «Благодарю вас за любовь, похожую на муку». Вся жизнь – трагедия, но это так смешно. Александр Домогаров: «Кому я завидую, так это скрипачам: обладая абсолютным слухом, они умеют делать хорошо только одно. А мы должны и прыгать, и бегать, и летать, и... играть на скрипке». *Родился 12 июля 1963 года в Москве * Окончил Музыкальную школу им.Стасова и Щепкинское училище * Снялся более чем в 40 фильмах * Актер Театра им. Моссовета * Народный артист России (2007) * (etc…)
Alina: Спасибо, Татьяна! Извините, что поместила не туда. Мне интервью очень понравилось, хотя явные неточности настораживают. Тема разговора достаточно серьезная, и мне не совсем понятно, зачем приводить высказывание некой дамы-экс... на 5 странице. Я всегда переживаю и негодую, когда вижу или слышу подобное о моем любимом артисте и явно очень хорошем, тонком и думающем человеке.
Татьяна: Это Вам - спасибо! Что же до остального... Неточности, думаю, от полного отсутствия в редакциях нынешних журналов должности под названием "корректор", и могут быть обычными опечатками... А "дама", как мне кажется, уж никак не заслуживает того внимания, что мы ей уделяем...
Татьяна: А вот и фотографии, иллюстрирующие интервью. (Коломбина, СПАСИБО! )
Tory: Хорошее интервью, интересные фотографии. Они достаточно старые, но многие из них я вижу впервые. Видела похожие. Больше всего мне понравилась фотография сделанная на спектакле "Милый Друг", где А.Ю стоит в халате.
полная версия страницы